Потом пили чай с пряниками, мятной сладостью смягчая очевидное разочарование сержанта.
– Ну, может быть, сказал чего на иностранном языке? – по инерции поинтересовался следователь, стряхивая крошки с блокнота. – Может быть, по-польски? Или…
– Что он сказал, я уже вчера и позавчера сообщил, – отозвался Федосей. – Ничего он не говорил… По-иностранному. Только по-русски.
– А как говорил – громко или шепотом?
– Нормально говорил, вот как мы…
– Ну, может, еще что-то? Что-то неважное, не существенное?
Федосей послушно закрыл глаза, восстанавливая в памяти события тех минут. Отчего-то вспомнился вместо профессора товарищ Ягода и настойчивые его вопросы о профессорских странностях. И тут его словно озарило!
– Было!
Сержант, забыв о крошках, наклонился. Взгляд стал колючим, цепким.
– Что было?
Малюков открыл глаза и, глядя на Дегтя, сказал:
– Голос был не его.
– А чей? – не понял следователь. Он плечом подвинул коминтерновца, стараясь заглянуть в глаза раненому.
– Не его…Он говорил по-русски.
Сержант нахмурился. Рука его дернулась к прошлым протоколам, но тут же вернулась обратно. Уж это-то он помнил хорошо.
– А раньше он по-каковски разговаривал? Не по-русски, что ли?
Голос его посуровел.
– Что-то вы, гражданин Малюков, заговариваетесь.
– Да по-русски, по-русски… – поспешил объяснить Федосей. – Только с акцентом. А тут… Как мы с вами! Словно он не немец, а природный русак!
САСШ. Нью-Йорк
Июнь 1929 года
… Необычных гостей в доме мистера Вандербильта всегда хватало.
Его эксцентричность простиралась так далеко, что он открыл свой дом для артистов синематографа, пригласив на вечер первых лауреатов премии Американской академии киноискусств – режиссера фильма «Крылья» Уильяма Уэллмана и актеров Эмиля Яннингса и Джанет Гейно, получивших призы за лучшую мужскую и женскую роли.
Собравшиеся вокруг его особняка зеваки завидовали и закатывали глаза, но для миллионера звезды и звездочки экрана не значили ничего. Главным героем был другой гость – Государственный секретарь Североамериканских Соединенных Штатов. Интерес был обоюдным – госсекретарь хотел уточнить кое-что для себя, а борец с мировым коммунизмом нуждался в сведениях о реальных действиях Правительства. После той знаменательно-никчемной встречи с президентом он не получил никакой информации из Белого Дома, а что касается прессы…
Совершенно справедливо мистер Вандербильт полагал, что об этом ни президент, ни конгресс в газетах ни слова не напечатают…
Большая часть гостей продолжала шуметь в буфетах и танцхолле, а хозяин и госсекретарь уединились в библиотеке. В окружении нескольких тысяч книг вершители мира сели друг против друга.
– Коньяк? Сигары? Папиросы?
– Сначала вопрос…Тогда, на встрече, вы сказали президенту, что ошиблись.
Вандербильт неторопливо закурил сам и пододвинул к гостю папиросницу с черными египетскими папиросами. Табачный дым на секунду разделил их. Вандербильт прищурился.
– Когда?
– Ну… С Джомолунгмой… Получается, что она все-таки была ложной целью?
Миллионер скромно потупил глаза.
– Признаться, Генри, я слегка лукавил… Не хотелось представать перед президентом в облике Рыцаря без Страха и Упрека. Пусть считает, что и у меня могут быть ошибки.
– Вы лгали президенту? – почти патетически спросил госсекретарь.
– Да, – честно сознался миллионер и с вызовом добавил: —И если это будет необходимым, солгу ещё раз!
Мистер Стимонс проглотил это без комментариев… Другое сейчас интересовало его.
– Так что же все-таки с этой чертовой горой?
– Там все очевидно. Они уже начали там постройку эстакады. У меня есть документы. Их документы.
– Откуда?
– Вы, может быть, помните недавние события в Харбине? Ну, нападение на Советское консульство?
– Да. Это тоже вы…?
Хозяин кивнул. Госсекретарь привстал в изумлении, чтоб возмутиться и обличить, но сообразив, что он тут гость, а не хозяин, уселся обратно. Понимая это движение, мистер Вандербильт сказал:
– Вы государственный человек, мистер Стимонс, и у вас свои стереотипы, а я – частное лицо и могу позволить себе то, что не может позволить ни госсекретарь, ни президент САСШ. Главное, мы успели, и они поняли, что уязвимы в этом районе… А теперь у них договор с Турцией и это, видимо, в какой-то степени их успокаивает.
Он стряхнул пепел. Столбик, похожий на собачью какашку, покатился по богемскому хрусталю, теряя кусочки самого себя.
– Возможно, они просто надеются, что мы не сможем действовать в этой полуцивилизованной стране с тем же размахом, что и в Британской колонии.
На стене в рамке висел фотографический снимок обрубленной Джомолунгмы.
– А они не могли передумать? – задал госсекретарь главный свой вопрос. Балансируя между выгодой и безопасностью, правительство не хотело упустить ни того, ни другого.
Мистер Вандербильт улыбнулся – как все это было понятно, – но, не сдержавшись, засмеялся.
– С их страстью опролетарить весь мир? С их беспринципностью?
Рука его взлетела вверх в небрежном жесте и опустилась на стол.
– Даже не надейтесь на это, Генри… Вы помните, что изображено у них на гербе? Земной шар! Весь земной шар!
Лоб чиновника покрылся сердитыми морщинами.
– Но почему Арарат! Почему не их собственный Кавказ? Это ведь очевидный выход! Строй у себя и…
– Я тоже думал над этим, – серьезно сказал миллионер. – И, кажется, нашел объяснение… У них нет иного выхода! Нет!
Наклонившись к высокому гостю, он начал загибать пальцы.
– Во-первых, Арарат выше… Во-вторых, и это, видимо, главное: несмотря на свою техническую отсталость, у Турции все-таки больше железных дорог в непосредственной близости от горы. На Кавказе у русских железных дорог нет, а у турок, рядом с Араратом, – есть!
– Вы хотите сказать, что вопрос только в этом?
Морщины госсекретаря шевельнулись и начали расплываться, впитываясь в кожу.
– Я не вижу иного ответа, – серьезно ответил хозяин. – Я ударил их по рукам в Индии, и они протянули их к Арарату. Надеюсь, что у англичан хватит политической мудрости последовать моему примеру… Хватит?
Госсекретарь не сказал ничего.
Но он кивнул.
Турецкая Республика. Стамбул
Июнь 1929 года
… Место для вербовочного пункта они оборудовали в Долма-Бахче.
Старый, даже ветхий двухэтажный дом как нельзя лучше подходил для этой цели: он был незаметен, легкомыслен и стоял так, что любого направляющегося к нему по немноголюдной улице тот, кому было положено приглядывать тут за порядком, увидел бы метров за сто.
Для кривых, изломанных временем улочек Стамбула это было небывало удачно!
Сам дом побелили, дворик вокруг почистили, разгребли старый хлам, выставили охрану. Так что, если смотреть со стороны, выглядел домик как прибежище какой-нибудь не очень солидной организации – то ли некрупного банка, то ли торгового дома с претензиями.
А когда базу подготовили, за дело взялись эмиссары Российского Общевоинского Союза.
Механизм вербовки использовался самый простой.
По своим каналам РОВС собрал тридцать человек, которым разъяснили задачи и условия. Те, в свою очередь, довели информацию до проверенных людей в низовых звеньях организации. В идеале, информация о наборе волонтеров должна была бы разбрестись только между своими, но иллюзий по этому поводу никто не питал…
Скрыть такое дело ни от большевиков, ни от турецких властей никто и не надеялся, однако турецкие власти, похоже, предпочли не замечать того, что творилось в Стамбуле, а что касается большевиков…
Эти наверняка что-то уже пронюхали.
Да и странно было бы надеяться на всеобщее молчание, когда через двор старого дома только за первую неделю прошло более трех тысяч офицеров Белой армии, но что Советы могли сделать? Хоть и рисовали они на своем гербе земной шар анфас, но дотянуться до Африки ручки у них были еще коротковаты.