Прошла минута, и огонек превратился в металлическое яйцо. Чарльз не верил глазам. Провел по лицу рукой, стирая что-то невидимое, но ничего не изменилось, только аппарат стал еще больше, явно приближаясь к земле.

— Че-е-е-ерт! — невольно вырвалось у героя Атлантики.

Большевики! Только вот откуда они тут? Нет. Не может того быть! Он взял себя в руки, но уже через секунду послал свое спокойствие к чертям, представив, что произойдет, если незваный гость удачно пристроит бомбу, а что бомбы у гостя есть, тут гадать не стоило. Не просто же так он сюда прилетел.

Все-таки прав оказался патрон. Вот он экспорт революции в чистом виде!

На стартовой площадке было чему взлететь в воздух — жидкий кислород, цистерны с аммиаком, керосин… А если его привлечет комплекс заправки… Это, пожалуй, окажется ничем не лучше землетрясения.

Он затряс руками, понимая, что не в силах предотвратить что-либо и во всю мощь легких и глотки заорал:

— Воздух! Русские идут!

Ноги вынесли его на вершину невысокого холма. Готовый увидеть подползающие к пусковой броневики, или, на худой конец, армаду коников, вздевших вверх кривые сабли, он застыл там, оглядывая занавешенные туманом окрестности. Ничего….

На площадке, наконец, заорала сирена. Вовремя…

Пилот, похоже, разглядел торчащие из тумана ракетные носы, но вместо того, чтоб обрушить на них свой классовый гнев отлетел в сторону.

«Это не враг — сообразил Чарльз. — Он просто хочет сесть… Ищет место… А может быть…»

Он хлопнул себя по лбу. Вот оно! Вот то, о чем говорил патрон! Это же угнанный у большевиков аппарат!

Подтверждая его мысли, большевистское яйцо полетело в сторону озера, уходя в сторону от ракетодрома. Не глядя под ноги, Чарльз побежал вдогонку. Оставляя клочки одежды на ветках, он бежал напрямик, гадая, сумеет ли неведомый пилот различить сквозь туман берег или нет. Если не сумеет, то могли получиться неприятности — воды там хватало.

К тому моменту, когда Чарльз продрался к берегу самое зрелищное уже закончилось. Плащ он оставил где-то в кустах, одну из туфель тоже. По становящейся всё более зыбкой земле выбежал на берег. Словно цапля, поджав замерзшую ногу, он огляделся. Озеро ходило волнами и временами взбурливало, словно кто-то из древних индейских богов отодвигал задвижку преисподней, но поверхность его была пуста.

Слева в озеро вдавалась песчаная коса.

Там где зелень и свинцовую серость воды разделяла желтая полоса песка, он высмотрел человека. Тот шевелился, пытаясь выбраться на берег.

У берега было совсем мелко. Настоящая глубина начиналась как раз за косой — там дно круто уходило вниз метров на десять и Линдберг не раздумывая побежал по воде.

Десяток шагов он сделал не задумываясь, а вот дальше… Оказалось что озеро заполнял кипяток и рев, что несся от озера был рев горячей воды и пара, рвущегося на поверхность. Дрыгая обожженной ногой, он в три прыжка выбрался на песок и помчался, подминая стебли. Он успел, хотя неведомый пловец уже исходил паром, словно огромная фрикаделька.

Глава 3 СССР

То, что сказал особист, показалось Федосею настолько диким, что он слова эти к себе не приложил.

«Арестованы…»

Не доверяя собственным ушам, он посмотрел на товарища, и по глупому выражению дегтевского лица понял, что товарищ и сам удивлен безмерно предложением сдать оружие.

Зато этот поворот головы спас им жизни.

Звук взрыва еще не долетел до них, но огонь, выбивший стекла и разлетавшиеся в стороны куски камня и дерева и так дали понять, что сейчас тут случится.

Федосей, не рассуждая, ударил Дёгтя под колено, сбивая его в снег, и упал сам. Через мгновение на людей обрушился грохот. Упругая волна сжатого воздуха безжалостно прокатилась по ним. Камни, ржавое железо, слава Богу, не долетели, но и взрывной волны хватило. Сапоги начальника Особого отдела товарища Караваева, только что вот стоявшие перед глазами Федосея смело куда-то вместе с хозяином. Самого Федосея злая сила покатила, прикладывая то лбом, то затылком о промерзшую землю.

Преодолевая ветер, он поднялся на четвереньки. Холод обжег ладони, и Федосей, качнувшись, снова упал на бок. В плече стрельнуло болью. Вон как!

В голове что-то гремело и гудело. Малюков сбросил шапку, провел снегом по лицу. Нет. Гудело не в голове, а над головой… Этот звук напомнил Федосею, что у него за спиной находятся тысячи кубических сажен водорода.

Толстые канаты, крепившие воздушного гиганта к земле, звенели, словно струны гигантской виолончели.

Бежать… Бежать! Слишком хорошо он помнил, как горят дирижабли.

Деготь отыскался шагах в двадцати впереди. Товарищ недвижно лежал, припорошенный снегом. Гладя сквозь куртку ушибленную руку, Федосей подскочил к нему.

— Вставай! Вставай!!

Но Дёготь только мычал и тряс головой.

Еще один грохот. Уже ближе. Федосей дернулся, словно его укусили. Впереди, рядом с газгольдером, появился новый дымный хвост. Далеко… А вот дирижабль над самой головой… Малюков повернулся. «Степан Разин» уже не лежал на земле, а неспешно разворачивался, словно щупальцами взмахивая обрывками канатов.

Вскинув на плечо непослушное тело товарища и тихонько подвывая от боли, Федосей рванул подальше в поле, туда, где ничего не могло взорваться.

Теперь грохот расколол небо впереди.

С дальнего конца площадки, лизнув землю оранжевым факелом, в небо ушло «яйцо».

Это в момент изменило намерения Федосея. У кого-то хватило ума сообразить, что спасать надо не себя, а технику. Спасать то, что еще можно спасти.

Развернувшись, он побежал к ближайшему испытательному ангару. В нем всегда стояли два-три готовых к испытаниям аппарата.

В дверях ангара он столкнулся с выбежавшими навстречу лаборантами.

— Аппараты! — проорал Федосей. — Спасайте аппараты!

Его услышали.

Перекрывая далекий грохот заскрипела, расходясь крыша. Федосей забросил в люк еще не очухавшегося Дёгтя, и даже не закрыв люк, бросился к пульту.

В том, что ничего случайного в происходящем нет, стало ясно, едва прозвучал третий взрыв. Диверсия! Диверсия!! А значит, каждая секунда, проведенная на земле, становилась смертельно опасной.

Надеясь, что раздвигающие крышу ангара шведские электромоторы успели растащить створки, Федосей не нажал даже, а ударил ладонью по стартовой кнопке. Двигатель взревел, и яйцо, словно артиллерийский снаряд, ввинтилось в небо. Малюков еще успел обрадоваться своей удаче, но тут вмешалась физика. На людей бетонной плитой упала тяжесть перегрузки.

В себя Федосей пришел от энергичного похлопывания по щекам. Озабоченное лицо Дёгтя нависало над ним, а рядом с головой товарища стайкой мух болталась горсть болтов и гаек. Это сразу дало ответы на половину самых важных вопросов.

— Летим?

— Летим…

Опережая готовые посыпаться вопросы коминтерновца, добавил:

— Люк загерметизировал, двигатель выключил, заслонки снял.

Это Малюков успел заметить. В бортовом иллюминаторе медленно проплывал голубой бок Земли. Между синевой океанов и чернотой космоса белела тоненькая полоска облаков. Вот как! Орбита! Наметанный глаз сразу вычислил: километров триста или около того…. Сердце сжалось и зачастило как собачий хвост. Орбита — это очень плохо. Так плохо, что хуже, пожалуй, и некуда.

Там, на площадке, когда лупил ладонью по кнопке, отчего-то не подумал, что в испытываемые аппараты горючего засыпают по минимуму — подняться, спуститься…. Не обкатанная техника могла повести себя сколь угодно бойко. Вплоть до взрыва или улета Бог знает куда. Что, собственно и произошло.

Хотя, что теперь сожалеть? Тут сожалей — не сожалей…

Он, наверное, изменился в лице. Дёготь понял ход его мыслей и подтверждающее кивнул.

— Горючего практически нет. Сожгли на старте.