— Молодцы! — похвалил их Исин. — Ловите.

Он бросил золотой Перериму, и тот быстрым движением вытянув руку, подхватил монету в воздухе. Никуля при этом даже не вздрогнул, словно видел, что монету бросили его напарнику. Избор покачал головой. Ловкость стариков была удивительной.

— Это еще что! — сказал Никуля. — В прошлом году, на пиру у князя Владимира повелел он себя потешить и сложить песню о боярине Покрасе и тоже, чтоб все слова были на одну букву. Так мы и это сделали и получили по рубахе с княжеского плеча.

Он тряхнул подолом, хвалясь рубахой.

— А не сложили бы? — поинтересовался Избор.

— Медведями затравили бы… — равнодушно ответил Перерим. Пережитая опасность уже не казалась опасностью.

— Круто… — с уважением сказал хазарин.

— А у нас тут все крутые. Вот взять, к примеру, богатыря нашего Илью Муромца, Он тут недели три назад усадил нас перед собой и пообещал убить, коли мы про него доброй былины не сложим.

— А он, кстати, скорбен был сильно по случаю великого перепою, — добавил для ясности Никуля. — Он то, конечно человек простой, наших, крестьянских кровей. Ему простая песня нужна была безо всяких там изысков…

— Два только условия поставил: чтоб длинно было, и чтоб про жену его, да про нас там было…

— Ну и как?

— Пришлось сочинить. У него кулак знаешь какой? Во. Убил бы и не вспомнил бы.

— Ну и понравилось ему?

— Раз живы, значит понравилось. Если еще золотой дадите — споем!

Избор ждал этого продолжения и решил им воспользоваться, что бы проверить насколько ловок Никуля.

— Держи!

Никуля безошибочно поймал монету двумя пальцами и сунул ее в какую-то прорезь на одежде.

— Песня длинная будет, — предупредил он устраиваясь поудобнее…

— В тот раз тем и спаслась, что до середины допели, а он взял да уснул, — сообщил Перерим.

— Ладно! — сказал молчавший до сих пор Гаврила. — Кончайте вы это все. Пора. Солнце вон не гвоздем прибито.

— А куда торопиться, — наивно спросил Никуля. — Вон еще, сколько не съедено-то…

— Это у вас, старичье дел нет, а богатырям сидеть некогда.

Перерим встрепенулся и обиженно переспросил.

— Это у нас-то дел нет? Да мы и сейчас при деле!

— Что же это за дело такое, под сосной сидеть? — спросил Исин.

— А мы и не сидим вовсе. Мы идем!

— Далеко ли?

Старики засучили рукава и ухватили каждый по куску мяса.

— О! Мы идем в веселое место. К князю Круторогу.

Гаврила нахмурился.

— А что там у князя?

— Надумал его волхв-оберегатель себе помощника найти.

Они замолчали, словно этого объяснения было достаточно.

— Об этом мы уже наслышаны, только вы-то тут причем? Неужто вы еще и волхвовать умеете?

— Человек даже в баню без ушей не ходит. А где уши, там и песни — сказал Перерим.

— А где песни, там и мы.

— И что, много народу будет? — поинтересовался Исин

Перерим зажмурился и покачал головой.

— Круторог князь именитый. Гостей принимать любит, да и волхвов набежит — мешалкой не отгонишь.

Избор прищурился, вспомнил что-то, вдруг улыбнулся и спросил:

— А про Гаврилу Масленникова, любимого княжеского богатыря сказки знаете какие-нибудь? Или песни, какие…

Старики встрепенулись, чувствуя поживу.

— Знаем, знаем! А как же. И про Гаврилу и про друзей его богатырей….

— А про Избора-богатыря? — быстро переспросил Гаврила. — Про этого знаете чего-нибудь?

На лице Перерима расплылась умильная улыбка.

— Ну а как же… Это же… Да мы… Да он…

Никуля не дал другу расползтись мыслью по древу и деловито прервал его.

— А еще золотые у вас есть? За золотой расскажем.

Глава 33

Жил да был на белом свете богатырь Избор.

Не то что бы сильно могучим был — были у князя Владимира и посильнее богатыри и Илья Муромец и Алеша Попович и Рахта с Сухматом, и не то что умный шибко — поумнее в Киеве богатыри были, хотя богатырю ум только в неприятность. Кто по голове бьет, всегда в цель попадает. Оно и понятно — в большой лоб попасть всегда легче.

Справлял Избор свою службу ратную по разным местам. И в Киеве и в Чернигове и в дальних заморских странах и были все им довольны. Врагов он бил исправно, до смерти, честь богатырскую не ронял, добывал князю чести, а себе славы да золота красного на пропитание. Послал его как-то князь Владимир в края дальние на помощь императору заморскому. Пошел Избор своей волей и княжеским наказом. Ой не легкий путь ему под ноги выкатился! В тех и краях лето — не лето и зима не зима. Племен разных повидал — тьму и у всякого своя особица.

Отслужил Избор в войске сколь положено, разогнал-побил врагов императорских великое множество и назад в Киев отправился.

Путь домой всегда короче кажется. Идет богатырь торопится, ногами резвыми двигает, как каравай под гору катится. Уж совсем, было, до Киева добрался, как, попался ему на пути колдун злой, безыменный. Сидит колдун в горах Рипейских в земляной норе в каменном ларе, злые ветры пускает, непогоду делает, посевы корчит.

Говорит колдун богатырю.

— Что ж ты, мил человек, все мимо ходишь, в гости не зайдешь, добрым словом не приветишь?

Огляделся богатырь, словно не понял с кем это злой колдун — собака беседует, и отвечает.

— Ах ты, колдун незнаемый, морда твоя хитрая! Что же ты меня упреками упрекаешь, а ведь я тебе даже не родственник?

Так вот с малости завязалась у них распря нешуточная.

— А пошли выйдем, — говорит колдун. — Подеремся, силой померяемся!

— И то! — говорит Избор. — А то иду от самого Царя-города, и подраться мне не с кем, силой померяться!

Осердилось сердце честное богатырское, зачесались кулаки пудовые. Повернулся он, что бы из пещеры выйти, а колдун вероломный злую силу на него выпустил. Как стоял Избор с ногой поднятой, так и остался. Превратил его колдун в камень каменный.

Посмеялся вдоволь злой колдун над добрым молодцем и говорит:

— Не убью я тебя, богатырь до смерти, а заставлю тебя мне службу служить. Простоишь ты тут пугалом каменным тридцать лет и три года, а там видно будет, ибо чем-то ты мне нравишься. Простотой, верно, да доверчивостью.

Сказал так колдун, палец в ноздрю сунул да сгинул.

Много ли — мало ли времени истратилось нам не ведомо. Может год прошел, а может и все шестеро. Стоит среди камней Избор ничего не чувствует. Холод его не знобит, дождь не мочит, хищный зверь об него зуб не точит, стороной обходит.

Тем временем проезжала дорогой мимоезжею дочь князя Черниговского, Ирина. Ехала она к жениху своему нареченному Пинскому князю Брячеславу.

Ай, красива княжна Ирина красотою греческой!

Губки малиновые, брови соболиные, а сама — мед с молоком! Заглянули ее слуги верные в нору темную и отыскали там Избора — идола каменного. Надоумил ее верный сотник Исин, что делать надобно. Кинули они его в костер — тут и ожил добрый молодец. Смотрит он на княжну — наглядеться не может на красоту неописанную.

А случилось так — видно Бог хотел — что узнал о княгине каган хазарский…

Катись, катись яблочко по серебряному блюдечку. Катись, яблочко, все что надобно показывай… Смотрит в блюдечко волшебное злой хазарский каган Абадия. Смотрит каган, за грудь хватается, бьется в нем от любви сердце злобное. Как увидел хазарин княжну Черниговскую, страстью к ней воспылал нешуточной. Позвал он слугу своего верного сотника Ханукку и приказал утащить-украсть княгинюшку у отца, у родной матери, да у жениха законного.

Налетел Ханукка с темной силою, караван весь порезал — побил, кровь повыпустил, только вышло все невыгодно. Не поймал он княжну Черниговскую, улизнула она из рук его с Избором да верным сотником, и спряталась во граде Тенькове у князя Полуянского. Стал Хнукка с товарищами злодейскими по городу шастать, ее высматривать. Ходит с сильным своим племенем во все двери заглядывает в каждый подпол нос сует. Поставили хазаре у всех ворот караулы сильные, никого не пускают из города не узнанным. Пригорюнились беглецы, припечалились, стали думу размышлять как из города выбраться и повстречался им там богатырь Гаврила Масленников.