— Почтеннейший мастер, — обратился он к Сфагаму, горбясь и глядя снизу вверх, выворачивая голову, — как прекрасно, что именно сегодня ты почтил эти места своим посещением!
— А что особенного в сегодняшнем дне?
— Полнолуние… — незнакомец вскинул голову вверх, и его маленькие буро-зелёные глазки тускло блеснули. — Первый день полнолуния… В этих местах это день особенный. Не так просто… Именно об этом тебе хотели рассказать мои друзья. Ты ведь человек не простой, — корявый палец осторожно указал на пряжку с уроборосом, — и уж наверняка не откажешься увидеть что-нибудь новое и необычное, а?
Ни сам человечек, ни его разговор Сфагаму не понравились. Да и та волна, которая от него исходила и которую мастер, несмотря ни на что, безошибочно схватывал, была какой-то странной. Предложение незнакомца вполне могло таить в себе опасность, и самым благоразумным решением было бы, разумеется, прекратить разговор и вернуться в дом.
Незнакомец застыл, согнувшись с почти неестественно задранной вверх головой. Сфагам задумался. Возвращаться в дом, где из него делали героя и заставляли пить превосходное домашнее вино, мучительно не хотелось. К тому же он понимал, что в его присутствии ни Олкрин, ни его родители не чувствуют себя в полной мере свободно, и это его тяготило. Но главное было даже не в этом. Он отчётливо понимал, что, пойдя за незнакомцем, он попадёт если не в опасную, то, по крайней мере, глупую и бестолковую историю. И в то же время ему как никогда остро хотелось отключить контроль здравого смысла и отдаться игре случая. Это было бы настоящей проверкой его догадки о том, что теперь кто-то внимательно следит за тем, чтобы с ним больше не происходило НИКАКИХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ. Хотелось не противиться течению неясных и неправильных обстоятельств, а следовать им и наблюдать развитие ситуации со стороны — так он ещё с собой не играл. И именно сейчас, после того, что он узнал и понял в гробнице Регерта, что-то настойчиво подталкивало его к этой игре. Конечно, такие игры могли кончиться плохо, но он мастер Высшего Круга, мог кое-что себе позволить.
— Уж не боишься ли ты, мастер? — хихикнул незнакомец, ещё сильнее выворачивая голову.
"Да, ничего хорошего тут не будет, — подумал Сфагам. — Ну, тем лучше! Может быть, дела пойдут так, что тем, кому я нужен, придётся показаться. Вот это будет здорово. Хотя, скорее всего, это какая-нибудь скучная чушь".
— Так где, ты говоришь, твои друзья?
— Не то чтобы далеко! — оживился незнакомец. — Как выйдем из города — так до перекрёстка дорог. А оттуда — чуть в сторонку. Близко, рукой подать!
Беззубый рот уже открылся, чтобы отвечать на следующие вопросы, но их не последовало.
— Ну, пошли…
Незнакомец даже немного удивился быстрой сговорчивости мастера. Его пегие брови на миг высоко приподнялись, а в следующий миг он уже шустро шагал вперёд по ярко освещённой лунным светом улице.
Сфагам едва поспевал за своим странным проводником, чья походка по мере удаления от города непостижимым образом менялась. Подскакивая на каждом шагу, незнакомец словно застывал на миг в воздухе, и чем дальше, тем дольше становились эти мгновения странного парения. Сфагам удивлялся сам себе. "Откуда такая необычная уверенность? Даже Гембра не рискнула бы лезть в такие авантюры", — подумалось ему. На некоторое время воспоминания о подруге нахлынули на него тёплой волной, и он почти перестал обращать внимание на зеленовато-серое мерцание дороги, уводящей всё дальше от города.
Глава 17
— Вот и перекрёсток! — с довольным видом объявил незнакомец, тыча перед собой палкой. — Это место непростое. Не все это понимают, конечно. Думают, пересекаются просто дороги, и всё… Хочешь, туда поезжай, хочешь — сюда… А толку то… А вот раньше не так думали. В старину-то знали, для чего перекрёстки делаются, — не только чтоб туда сюда по земле ездить!
Неожиданная болтливость проводника, ни проронившего до этого ни слова, насторожила Сфагама, но долго размышлять об этом не пришлось. Незнакомец стал в центре пересекающихся дорог и, уставившись на луну, воздел вверх руку с клюкой.
— продекламировал незнакомец внезапно изменившимся голосом, и всё вокруг неуловимо изменилось. Это заставило Сфагама вспомнить старую монашескую поговорку о том, что тонкость ощущений приходит тогда, когда начинаешь различать, насколько изменился мир после того, как ты моргнул глазом. Теперь показалось, будто всё сущее на ничтожно малый миг смахнулось и провалилось во тьму, чтобы тотчас же появиться вновь, как ни в чём не бывало. Но что-то изменилось…
— Пойдём, мастер. Уже совсем близко! А то ещё опоздаем…
Они сошли с дороги и углубились в лес. Проводник уверенно раздвигал клюкой высокую густую траву и низенькие кустики.
— А вот и дырявый камень. Сюда-то нам и надо.
Посреди широкой, ярко освещённой луной поляны возвышался причудливый обломок скалы. Своими текучими формами он походил на взметнувшийся вверх и застывший гребень волны. Струящееся каменное тесто огибало несколько правильной формы отверстий с гладко отполированными краями. Сфагам подошёл к камню и стал внимательно его разглядывать. Он даже легонько притронулся к гладкому краю одного из отверстий. Камень был тёплым, почти горячим. В ответ на прикосновение отверстие затянулось пеленой лёгкого полупрозрачного дыма, который с каждой секундой становился всё гуще и плотнее.
Тем временем вокруг послышался нарастающий треск и шорох. Между деревьев замелькали смутные тени, и одновременно с разных сторон в полосе лунного света стали показываться странные существа. Первым Сфагам увидел низкорослого сгорбленного, если так можно было сказать, человека с неимоверно широкими плечами и длинными, до земли, крюковатыми руками. У него была густая, торчащая во все стороны грива, огромный клыкастый рот и большие круглые, навыкате, глаза. Рядом с ним от древесного ствола отделилось ещё одно человекоподобное существо с сильно вытянутой и вверх и вниз безносой головой, узкими глазками-щёлками и тонкими руками с множеством длинных пальцев. А с противоположного конца поляны им навстречу спешил, шурша по траве кольчатым хвостом, человек-змея с круглой лысой головой и птичьими лапами вместо рук. А вслед за ним с шумом двигался некто, напоминающий гигантского рогатого ежа с получеловеческим лицом.
Сфагам отступил в тень, следя за тем как гости ночной поляны смыкают круг возле дырявого камня, который, тем временем дымился всё сильнее и сильнее. Струйки сизовато-жёлтого дыма сплелись в единый густой поток, который, стелясь над травой и постепенно застывая, стал приобретать всё более ясные очертания. Из вязких дымных струй соткалась фигура необычайно грузного бородатого человека, голова которого была словно прилеплена задом наперёд так, что лицо находилось на месте затылка. На этой неестественно вывернутой голове была надета плоская круглая шапочка с кисточкой, наподобие тех, что носят судебные исполнители и их помощники. Толстяк полулежал на низкой кушетке, обрисовавшейся из того же сизого дыма и, похоже, чувствовал себя вполне удобно. Ноги его, впрочем, так и не выплыли до конца из дымовой массы, и кручёный жгут сизых колец тянулся от его тела к самому большому отверстию в камне.
— Камня нашего у опять собрались и мы вот! — провозгласил толстяк тоненьким голоском кастрата, вскинув вверх свои короткие пухлые ручки. — Здесь ли все?
— Все, кого ты звал, почтеннейший Тиганфи, — Ответил проводник Сфагама, отвесив предводителю сборища низкий поклон.
Имя Тиганфи было знакомо Сфагаму. Так в центральных землях Алвиурии называли одного из демонов-предводителей зловредных духов, населяющих ближние к человеку пространства запредельного мира. Внешность его описывали по-разному, и в древности ему даже ставили храмы, чтобы умилостивить его и таким образом избавить себя от бед и несчастий. А ещё называли его хозяином подлых обстоятельств или просто демоном невезения…