Разноцветные ленты вновь заплясали в лунном свете под ударом ветра. Сверху на плечо карлика спустился большой белоснежный аист. Сложив крылья, он устроился поудобнее и, повернув голову боком, вперил в Сфагама совершенно осмысленный взгляд круглого птичьего глаза. Карлик коротко вздохнул и подул в свою дудочку. Затем он, продолжая наигрывать нехитрую старинную мелодию, двинулся вперёд и, пройдя рядом со Сфагамам, будто не замечая его, скрылся за ближайшими деревьями. Вскоре звуки флейты затихли, растворясь в шуме ветра и шорохе травы.
Сфагам долго смотрел вслед странному гостю, который, конечно же, неспроста появился возле этой пещеры. Но прилив всеподавляющей космической жалости не давал уму рассуждать. Вернувшись, наконец, в пещеру, Сфагам решил, как ему использовать остаток ночи.
Все мастера Высшего Круга были посвящены в искусство так называемого "далёкого сна". В миру такое состояние обычно называлось переселением души, но это было не совсем верно. В далёком сне душа действительно покидала тело и, перемещаясь со скоростью мысли, отправлялась в путешествие, в конце которого она должна было точно в срок вернуться в покинутое тело. Причём именно в своё, а не в какое-то другое, и уже поэтому здесь не приходилось говорить ни о каких переселениях. О таком путешествии монаха в далёком сне рассказывал Сфагам Гембре в ту страшную ночь в доме лактунба. В далёком сне, в отличие от обычного, человек как бы сам управляет потоком сновидений, более ярких и живых, чем сама реальность. И в образах этих сновидений, которые всегда запоминаются связно и непрерывно, часто содержатся ответы на многие вопросы или разгадки обычных снов, как правило, обрывочных и непонятных. Вроде этой девушки, укравшей коня…
Приготовление к путешествию в далёкий сон требовало выполнения специальных обрядов, а сам "полёт в средний мир", как называли монахи такое состояние, мог занять довольно долгое время. Но долгих путешествий Сфагам предпринимать не собирался, а половиной завтрашнего дня он вполне мог пожертвовать.
Глава 28
Небольшой пригорок земли на могиле брата Велвирта весь был засыпан мокрыми опавшими листьями, а кое-где успела пробиться молодая зелёная трава. Обычная трава — только при отводе глаз она убегала в сторону быстрее, чем в обычной жизни. И всё что ни попадало здесь в поле пристального взгляда, двигалось, перемещалось, непрестанно меняя облик. И шумела трава здесь как-то необычно — вызывая долгое эхо.
Сфагам положил свой талисман на могилу и, отойдя на несколько шагов, присел на ствол дерева, поваленного дубинкой Канкнурта, не спуская глаз с маленького земляного бугорка. Скоро в мокром воздухе перед его глазами заплясали золотые блёстки. Кружась и танцуя, они соткались в две сидящие в молитвенной позе фигуры. Это были Тулунк и Велвирт. Фигура Велвирта была ярче и плотнее, а силуэт Тулунка казался более плоским и золотые блёстки, из которых он состоял, были более редки и постоянно подрагивали.
— Нас отпустили ненадолго… Наши субстанции распались… Скоро мы не сможем явиться даже в таких образах… — зазвучали в голове Сфагама обрывочные фразы, как в обычном сне.
— За что вы отдали свои жизни? — мысленно спросил он.
В ответ зазвучали непонятные словосочетания и обрывки фраз.
— …Увидеть только отсюда… дорога, заваленная камнем… чужой выбор и тьма бесконечная…
— Мы стали мостом на твоём пути, — выговорил, наконец, Велвирт гулким отстранённым голосом, который звучал, впрочем, только в голове Сфагама. — Дойди до конца, тогда и мы, быть может…
Велвирт медленно и, казалось, мучительно поднял руку к небу и шевельнул головой в сторону. Золотые блёстки затрепетали и завертелись. Первой рассыпалась фигура Тулунка. Велвирт продержался дольше, но вскоре и он растаял в маленьком золотом смерче.
Забрав амулет с могилы, Сфагам подпрыгнул вверх и оторвался от земли. Полянка среди осеннего леса отскочила вниз с пугающей быстротой и тут же скрылась за полуопавшими кронами. Только сейчас, глядя сверху, Сфагам увидел, сколь огромна была гора-гробница императора Регерта.
— Опять мучаешься вопросами? — раздался знакомый голос сверху.
Подняв голову, Сфагам увидел развевающееся на ветру и застилающее солнце синее одеяние Канкнурта.
— Не тех спрашиваешь! Вот сейчас я тебе кое-что скажу! — прогудел гонитель бесов, спускаясь немного вниз.
Они полетели рядом. В обычном сне такое острое ощущение рассекания влажного холодного воздуха было невозможно. И всё видимое внизу не могло так ярко светиться и играть скрытыми от обычного зрения аурическими цветами.
— Так вот, слушай! — начал Канкнурт, поигрывая своей неподъёмной дубинкой, — когда цель становится слишком ясной и полностью достижимой в мысли — она теряет свою притягательность. Её, стало быть, уже не хочется… Ясно? Так вот, тот, кто ставит цели для всех живущих и смертных, никогда не открывает своих истинных намерений, а всякая цель для смертного человека — это магнит, приманка, ясно? Чем важнее цель, тем больше она скрывает истинные намерения того, кто её ставит. А у него свой интерес… И разгадать его смертным не дано. Только сунься! Через много лет, может быть, немножко! Краешком… Да и то… Вот нам побольше открывается, хотя и не всё. Но если цель поставлена, надо, стало быть, её достигать. Что вы там сами будете обо всём этом думать — неважно. А чтобы задачу выполнить, одного послать мало. Чем больше, тем лучше. Всё равно только один первым придёт. А выходят на цель все по-разному. Одному надо в детстве ногу сломать и чтоб отец был строгий. Другому — книжки воровать и читать по ночам. Третьему — тридцать лет по миру поездить и жениться три раза… Ну, ты понял…
Сфагам кивнул, с трудом стряхивая со лба плотно прижатую ветром прядь волос.
— И вот все они с разных сторон идут в одну и ту же комнату, чтобы открыть один и тот же сундук и выпустить в мир нечто, что заранее приготовлено тем, кто ставит цели. Но сами они, конечно же, этого не знают. Каждый собирается найти в этом сундуке то, что ему самому надо. А тот, кто добирается первым, — получает в награду бессмертие. Вот как я, например! — захохотал Канкнурт, кувыркнувшись в воздухе и едва не накрыв Сфагама вязкими складками своего тёмно-синего одеяния.
— А двуединщики называют того, кто ставит цели, единым богом, подобным человеку и утверждают, что он всемогущ. Если это так, то зачем всемогущему прибегать к помощи смертных и обманывать их, заставляя служить себе? — задал Сфагам нарочито открытый и бесхитростный вопрос.
— Это для них он всемогущ! Это они хотят его видеть таким — на меньшее они не согласны. Не всемогущий бог для них не слишком высок. Во! Стихами заговорил!… А всё твои вопросы… На самом деле тот, кто ставит цели, вынужден подстраиваться под то положение дел, которое он сам до этого создал. Что родилось — то родилось, что распалось — то распалось, и никакой бог ничего с этим не поделает. Если бы тот, кто ставит цели, был действительно всемогущ, у него не было бы нужды так искусно прятаться под носом у смертных, заметать следы и манить их ложными образами! Так вот… А теперь давай-ка побыстрее!
Леса, горы, серебристое плетенье дорог, блестящие змейки рек, крошечные домики, игрушечные выгородки крепостей и городских стен далеко внизу уже не проплывали, а проносились перед слезящимися от ветра глазами.
— Пока разгадываешь сон — он, чего доброго, сбудется! — многозначительно прокричал Канкнурт. — Смотри, не зевай!…Великий император помнит тебя!
Комок синих складок подскочил вверх и, завертевшись водоворотом, растаял в сияющей вышине. Глянув вниз, Сфагам увидел знакомые уже долины, покрытые неописуемыми каменными фигурами. Вот откуда черпает душа вдохновляющие образы бесконечности! Вот с чем мечтает она навсегда слиться, вырвавшись из оков тела, даже сколь угодно совершенного! Даже просто окинуть взглядом всё это — означало почувствовать себя равным богам! Однако пора была возвращаться. Полёт Сфагама стал ниже. Вот и сама Долина Бесов с её статуями, от вида которых замрёт любое сердце. Лететь над ними было тяжело — от каменных исполинов исходил почти непреодолимо мощный силовой поток, который в состоянии далёкого сна чувствовался как тяжёлый вязкий ветер. Душе, не готовой к долгим странствиям в "среднем мире", здесь задерживаться не стоит. И вот расступаются белоснежные складки известняковых стен, проплывает внизу по-летнему пышная зелень фруктовых садов, вот среди прихотливых извивов каменной породы просматриваются полустёртые рельефы возле чёрных отверстий. Здесь — входы в скальные храмы. А вот уже и соседняя долина, а за ней ещё одна… Вот и знакомая чёрная точка — вчерашняя пещера. Но коня возле неё почему-то не было. Сфагам поспешил спуститься. Тела в пещере не было. Не было и его вещей — меча, плаща и сумки. Каменная комната было совершенно пуста. Диковинные черепа тоже исчезли. Тонкое видение безошибочно подсказывало, что утром здесь побывало несколько человек в сильно возбуждённом состоянии — комната была полна их аурических следов. Ведомый тонким зрением, Сфагам покинул пещеру и стал быстро спускаться вниз в долину. Нужно было, не теряя времени отыскать опрометчиво оставленное тело.