— В сотники захотелось? — понимающе спросил Избор — Сам знаю. Место сотника медом мазано.

Исин мог бы и не кивать. Все становилось понятно. Искушение и впрямь было велико. Случай давал ему в руки редкую возможность оказать услугу лицу значительному. Вроде как спасти царя от убийцы или в одиночку порубать дракона или отбить у злодеев сокровищницу… За такое не только по головке гладят. За такое жалуют. А он очень хотел быть сотником. И стал им.

Глава 22

Получив ответы на свои вопросы, Избор замолчал. Как костер, в который бросили бревно надолго стихает, так и он узнав о тайне Исина сам погрузился в размышления. Прямо перед ним хазарин выказывал скорбь и Избор не мог заподозрить его в неискренности. Сотничество — лакомый кусок. Потеряв его можно было бы покататься по песку или усевшись на нем с утробными стонами качаться из стороны в сторону. К утру он успокоился. Новый день робко напомнл о себе птичьим посвистом. Роса с камышей капала в воду, дразня дятлов.

Избор посмотрел на подернутую туманом реку, на круги на воде. Взгляд зацепился за один из них и волна потащила его к берегу, к ногам Исина. Тот сидел там, где он отпустил его. Избор спокойно посмотрел на хазарина. Злоба, недавно обжигавшая душу, куда-то пропала. Сейчас все представало в ином свете. Он вполне понимал хазарина. Искушение было велико. Слегка остыв и поставив себя на его место, он честно признался, что и сам поступил точно так же. Упустить такую возможность было бы глупостью. Другое злило его. Точнее другой. Ханукка. Хазарин обманул его. Случай помог ему взять верх. Сейчас он наверняка радовался тому как ловко сумел совершить задуманное, но жизнь еще не кончилась. Избор поднялся. Удар по его самолюбию был серьезен, но это был только один удар. А удар еще не вся битва…. Да и битва бывает не одна.

Когда они добрели до места ночлега, их встретил Гаврила. Он беспокойно ходил взад и вперед перед спящим Гы. Следом за ним, как утенок за уткой таскался Добрый Шкелет. На не высказанный вопрос Избор развел руками.

— Не успели. У них там лодка…

Гаврила смерил Исина уничтожающим взглядом, но тому было настолько скверно, что он даже не заметил его. В глазах Гаврилы хазарин был растоптан, унижен, растерт в пыль и развеян по ветру. Даже то, что Избор не убил его, как следовало быть, выставляло хазарина еще дальше за ту черту, где заканчивалось уважение к человеку даже у христианина.

— Сторож! — сказал тогда Масленников — Караван не уберег, княжну проворонил… Сапоги тебе стеречь или… Или выгребную яму…

В его голосе Избор не уловил злобы, которую сам поборол так недавно. Гаврила скорее посмеивался, чем негодовал.

— Что князю-то скажешь?

Исин угрюмо молчал, пережевывая обиду.

— Что скажет? — ответил за него Избор — Скажет, что потерял сперва, а потом нашел, когда друзья помогли. И будет от князя друзьям по боярству и по мешку денег. Гы все спит?

Вопрос не требовал ответа. Дурак сопел в две дырочки и был совершенно спокоен. Его не волновало не потерянное сотничество, ни мешки с деньгами, ни взбаламученная совесть, ни боярство… Избор посмотрел на небо. Облака, словно муравьи стремительно бежали по небу. Их гнал тот же ветер, что наверняка толкал лодку Ханукки, только вдобавок к ветру у хазарского сотника были еще и весла. Дураку и до этого тоже не было никакого дела.

— Разбудить хочешь?

Избор покачал головой, посмотрел на дурака и на Доброго Шкелета.

— Бросить бы их тут… — подумал он, но губы неожиданно сказали другое.

— Ладно. Тогда так. Мы с Исином вперед пойдем. На счет дороги, да на счет коней проведаем. Ну а дурак проснется — давайте следом за нами. Там, где мы с дороги сойдем я зарубку оставлю. Не заблудитесь… Чую я есть тут где-то живые люди.

Он пошел намеренно не обращая внимания на Исина. В кустах остановился пропуская хазарина мимо себя.

— Иди. Я догоню.

Он уселся на землю и стал снимать сапоги. Сырая кожа мялась в пальцах как тесто. Он понюхал пальцы. Сапоги нужно было менять.

— Куплю красные, козловые..-подумал он вспомнив о разбойничьем золоте. — Гавриле чего-нибудь тоже дам.

Он посмотрел на него. Сквозь ветки было видно, что Гаврила достал откуда-то перо. Покрутился на одной ноге что-то неразборчиво приговаривая и отпустил его. Перо плавно взмыло вверх. На глазах ничего не понимающего Избора оно сделало круг над поляной и понеслось навстречу облакам.

— Что и этот туда же? — подумал Избор, смотря то на перо, то на на Гаврилу, провожавшего его взглядом. Что-то творилось вокруг него, что-то интересное, только вот жаль, что всегда что-то мешало разобраться в этом. То остроголовые, то разбойники, то этот проклятый Ханукка….

….Зверь ревел совсем близко. Голос был густой, рыкающий и Владимир понял, что тот не менее уверен в своих силах, чем он сам. Князь поймал себя на мысли, что продумал о медведе так же как о человеке и пообещал себе спросить у Белояна думает ли зверь или просто поступает, как велят Боги.

Но сейчас это было не важно. Зверь ревел, вызывая человека на поединок. Князь соскочил с коня, быстро обежал взглядом полянку. Гридни отстали. Было слышно, как они перекликаются где-то далеко, скрытые деревьями. Владимир усмехнулся. Схлестнуться один на один с медведем было не впервой.

— Что ж, вся слава одному.

Он почувствовал себя так, словно стоял перед стеной, за которой были враги и, на которую ему предстояло забраться. Княжий конь настороженно прядая ушами отошел в дальний конец поляны — если у князя с медведем были какие-то дела, то принимать участие в них он точно не хотел.

Владимир перехватил копье, коснулся ножа, что носил по старине за голенищем. Он был готов.

Это было восхитительное чувство осознания своей силы и своего права. Он был силен, был в своем лесу, и мог делать все, что хотел. Он был Киевским князем, и этим было сказано все.

Его переполняло веселое возбуждение боя.

Зверь угрожающе рычал, но на поляну не спешил. Ветки куста, в котором он прятался, тряслись так, словно он там распалял себя злобой.

Кровь обжигающей волной холодного кваса прокатилась под кожей. Нетерпение, желание поскорее ощутить дрожь уходящей из звериного тела жизни подстегнуло князя.

— А-а-а-а — закричал он, вызывая зверя на поединок. Зверь в ответ зарычал. Владимир на удачу ткнул в куст копье. Рев стал оглушающим. Зверь озлобился до последней степени. Князь не почувствовал, что задел кого-то. Рука не ощутила через копье ни сопротивления зивой звериной плоти под железным наконечником, ни твердости дерева… Он попытался выдернуть его, что бы повторить удар, но какая-то сила держала его там. Владимир отпустил копье и потянулся к ножу… И тут в кустах захохотало.

— Вот леший! — выругался князь, чувствуя себя клинком, который вытащили из горна и сунули в ледяную воду. Напряжение несостоявшейся схватки выкатилось из него раскатистым смехом.

— Выходи, медвежья морда. Всю охоту испортил. Нашел время веселиться.

Кусты затряслись, раздвинулись, и на поляну вышел верховный волхв Белоян. Владимир посмотрел на него, но ничего не сказал.

— А как хорошо все началось.. — сказал тогда Белояян. И зарычал. Рык перешел в смех.

— Тьфу — сказал князь. — Всю охоту испортил. И так башка от работы трещит, и ты еще…

— Ты не об охоте думай, а о беде — став серьезным сказал Белоян.

Владимир нахмурился.

— Не пугай попусту… Что случилось? Беда какая?

— Пока не беда. Пока только несчастье.

Князь понял о чем будет разговор и решительно поднялся.

— Ты опять за старое?

— Опять. Ты не послушал меня, и теперь наша сила покидает нас. Амулет, что везла Черниговская княжна…

— Сила? — Переспросил Владимир — Сила она вся тут.

Он хлопнул себя по груди.

— И тут! — ударил по голове. — Боги, конечно, что хотят то и делают, но ведь моими руками!

Белоян кивнул головой.

— Я знаю ты многое можешь. Многое, но не все.