— Что же ты, Кузьма меня уродуешь? Я ведь тебя лавкой только слегка потрогал.
Избор содрогнулся, увидев как загорелись глаза Кузьмы, и тот потянулся зубами к горлу кричавшего.
Неизвестно, что произошло бы, но тут двери корчмы широко раскрылись и воздух насыщенный «аханьем» и «уханьем» прорезал крик:
— Кузьма!
Люди, только что с ожесточением лупившие друг друга чем попадя, остановились. Казалось, что в раскрывшееся настежь двери корчмы вместе со свежим воздухом и светом заходящего солнца вливаются здравый смысл и отрезвление.
— Кузьма! — снова заорали от двери. — Кузьма!
В дверь полетел табурет, но эта попытка втянуть незнакомца в драку не удалась. Кто другой просто закрыл бы дверь, загородился ей от летящего табурета, но он поступил иначе. Он просто схватил табурет из воздуха и продолжив его движение по кругу крутанул и расколол его об пол… Звук получился при этом очень внушительный. После этого драка остановилась вовсе.
— Кузьма, мыша тебе в задницу! — еще более громко и решительно позвал незнакомец. — Убили тебя там, что ли?
— Кто там? — откликнулся наконец Кузьма, выпуская из зубов клок рубахи. Голос его звучал хрипло от злобы и еще не рассеявшегося сна…
Избор, оглянувшийся на дверной проем так же не узнал кричавшего. Этого не мог бы сделать и трезвый — свет с улицы лился как раз в спину незнакомца и не давал разглядеть ни лица, ни фигуры — а уж пьяный-то, да еще и с подбитым глазом и подавно. Главным тут был голос.
— Ты кто? — повторил Кузьма. Он разжал кулаки и выпавший из них покуситель неслышно отполз подальше.
— Совсем сдурел… — ответили из проема. — Там народ варяжских купцов грабит, а они тут друг другу задаром морды бьют. Нечего сказать — нашли, чем заняться.
Кузьма ничего не сказал, только неопределенно воскликнул:
— Ну?
— Точно! — подтвердил голос. — Казну разбили. Золото по все улице валяется. Только нагибаться не ленись… Винища — хоть портками черпай!
— Ну?
— Вот тебе и ну! Пока ты тут кулаки чешешь, глядишь, и твою долю унесут.
— Ну?!
В голосе Кузьмы послышалась обида на свою судьбу, но с места он не сдвинулся. Потеряв терпение, голос из двери спросил:
— Макара-телятника знаешь?
— Ну!
— Маленький такой.
— Ну!!
— Кривой.
— Ну!!!
— Едва в бочке с ромейским не утоп. Еле-еле откачали.
Толпа завистливо и едино выдохнула.
— Ну-у-у?
Все нукали, но стояли на месте. Там, куда их звал голос, было вино, и была драка, но и тут и того и другого было ничуть не меньше.
— Да что я тут с вами… — досадливо воскликнул голос. — Деритесь. Вот вам дуракам на бедность!
Незнакомец взмахнул рукой, и по полу застучали монеты. Это походило на чудо, словно солнечный свет налету превратился в золотые монеты и теперь лежал у ног застывших в нерешительности людей.
— Золото! — крикнул поверженный на пол Гаврилой лысый — Золото!
Монета подкатилась ему прямо под нос, и он теперь держал ее в высоко поднятой руке. Это решило дело. В дверях началась свалка — теперь каждый хотел выбраться из корчмы быстрее других.
— Дурни! Там этого золота на всех хватит. Айда за мной.
Он отпрыгнул в сторону, освобождая дорогу людям и солнечному свету. Через нескольких мгновений корчма очистилась о людей. На полу остались только оглушенные и мертвецки пьяные да Гаврила с Избором.
— Слава Богам, обошлось без трупов, — облегченно вздохнул Избор. Вытирая чужие сопли с кулаков, Гаврила оглядевшись окрест спросил.
— А хазарин? Исин-то куда делся…
— С народом, верно, побежал. За золотом …
Тут дверь скрипнула, и в корчму вошел Исин.
— Где тебя носит?
— Нигде не носит, — обиделся Исин. — Я в дверях стоял…
Гаврила не понимая, посмотрел на него.
— Ты?
Хазарин даже не ответил. Просто кивнул. И тогда Гаврила захохотал. Он смеялся до тех пор, пока Избор на сунул ему в руки кружку.
— Кончай. Потом отсмеешься. А то вернуться еще… Придется додираться.
Пить и смеяться одновременно Гаврила не мог, поэтому он выбрал одно и перестал смеяться.
— Как же «вернутся»… Это после того, что он им наобещал? Да ни в жизнь!
— Вернутся, — возразил Избор. — Не найдут ничего из того, что он им посулил и вернутся.
— Нет — уверенно сказал сотник. — Не вернутся. Ежели им драки мало, то они там новую затеют. Зачем им возвращаться?
Он повернулся к Исину и спросил.
— А чего это ты вдруг варяжских купцов приплел? Откуда знаешь?
— Гаврила рассказал…
— Я? — удивился Гаврила. — Да я тут раньше ни разу…
— Ты, ты. Ты же мне в пошлый приезд про Киев рассказывал. Ну, а я им рассказал.
Избор одобрительно кивнул.
— То-то я думаю, откуда в этой дыре варяжские купцы… Радхониты еще куда ни шло, а варяги…
Исин поставил рядом с ним мешок с едой. Кожаные бока мешка раздулись, и он стал похож на осеннего бобра — толстого, и лоснящегося от своего нутряного жира.
— Платить будем? — спросил он и в вопросе уже был ответ.
— А ты покупал? — спросил Гаврила
— Нет.
Хазарин оскалил белые зубы.
— А за что тогда платить? Пошли отсюда.
Исин посмотрел на Избора.
— Да, — согласился Избор. — Во-первых, проигравший денег не получает, а во-вторых, ты и так им золота высыпал больше, чем весь этот поганый городишко стоит…
Он достал княжеский кошель, подбросил на ладони.
— А то и на лошадей не хватит.
….Лошадиного барышника они отыскали в соседнем доме. Нос Гаврилы не подвел его, и свернув от корчмы налево они вышли к сараю из которого доносился запах сена. Бродивший по двору человек завидев их юркнул в него и начал открывать дверь пошире — знал, ведь по какому делу к нему люди идут. Еще от ворот, что бы тот не подумал о них чего дурного, Исин крикнул:
— Мы к тебе, хозяин. Лошадок не продашь ли?
Хозяин молчал, и они вошли под крытую соломой крышу. Внутри было темновато, горела только одна свеча и свет заходящего солнца, что бил в стену соседней избы, прогревая дерево перед не длинной ночью, не доставал сюда.
— А что, хозяин лошади-то есть у тебя? — повторил Исин.
— Лошади? — задумчиво спросил хозяин. — Какие такие лошади?
Свечка, что стояла рядом с ним в большом глиняном блюде мигнула, и лицо его стало похоже на ковригу хлеба — круглую и плоскую.
— Хорошие, на четырех ногах, — объяснил хазарин. — Лучше жеребцы. И побыстрее.
Не тратя время на разговоры, Избор достал мешочек, что дал им князь в дорогу, и подбросил его в воздух. Звон золота сделал из истукана человека. Барышник посмотрел на него оценивающе. Избор почувствовал, как в хитрой голове торговца мгновенно определяется, сколько шкур тот сможет содрать с каждого из них, и какого качества будут эти шкуры. Взгляд обшарил их с головы до ног, только что в карманы не заглянул. Пока все, что видел барышник, говорило не в его пользу — их было много, они были вооружены, и одежда не говорила о достатке, оттого и интерес к ним был маленьким.
— Ах, лошади… Лошади-то есть….
Барышник посмотрел на них с интересом. Он понял, что обманулся и с этих можно содрать поболее, чем он предполагал в самом начале.
— Да по деньгам ли вам?
Кто его знает, что там такое в мешочке-то…
— Чем платите?
— Тем, что имеем. — Избор еще раз подбросил мешочек с золотом.
Барышник уже понял, что лошади им нужны срочно. Он мельком задумался над тем, что могло выгнать этих людей из города на ночь глядя. Избор, приняв его размышление за колебания, сунул руку в кису, вытащил несколько желтяков и положил на доску прямо перед ним. Тотчас же лицо барышника переменилось. Он посмотрел на золото, потом на Избора, потом снова на золото. Осторожно взяв одну из монет, поднес ее к лицу. Избор подумал, было, что он хочет попробовать ее на зуб, но тот только внимательно осмотрел ее, а потом перевел взгляд на Избора.
Что-то было в его взгляде, удивление или просьба… Воевода готов был поклясться, что он ждет от него чего-то еще — то ли слова, то ли знака, и он повторил: